Журнал КЛАУЗУРА

Аркадий Паранский. «Всё очень просто» (Художник Борис Отаров)

По прошествии лет многое видится по-другому, окрашивается в другие оттенки, переоценивается…
Так сложилось, что мне не довелось близко знать Бориса Сергеевича Отарова, хотя мы были знакомы, участвовали в совместных выставках, вместе создавали объединение художников, не раз беседовали. Но душевной близости и теплоты в отношениях не было. Наверное, на это были разные причины. Что-то не сложилось, не случилось. Но я всегда очень высоко ценил и ценю этого большого человека – бывшего физика, прошедшего всю Отечественную войну и ставшего впоследствии одним из выдающихся, на мой взгляд, художников России второй половины ХХ века.

Мне хочется рассказать об одном небольшом эпизоде. Это было на выставке Бориса Сергеевича, проходившей в Москве в конце 80-х годов.
Там были собраны основные и лучшие работы, созданные в разные годы, в разных стилях и техниках. Самые ранние, служащие как бы камертоном для восприятия более позднего. Последние, построенные на удивительном сочетании часто не соединимых и противоречащих друг другу интеллекта и чувства. Глубокого знания взрослого и мудрого человека и почти наивности ребёнка. Безупречного владения материалом и вторжением «божественного случайного»…
Серия «парусников» с замысловатыми красочными заливками, из которых вдруг проступали то несущиеся низко облака, то волны, то парус… Работы, посвящённые шекспировским «хроникам»… Серия о цирке… Портреты-мифы, портреты-символы: Магеллан, Леонардо, Тагор, памяти жертв Войны. Удивительная серия, посвящённая Грину: кораблики, игрушки – мечта, фантазия и бесконечная грусть… Одна из моих любимых работ – «Памяти Нарекаци». На золотом фоне вкрапления, напоминающие то ли зёрна, то ли комочки земли, и вокруг непонятное ни по цвету, ни по форме зеленовато-бурое…
Помню, как меня поразило многообразие различных железок, проволок, кусков стекла, битых грампластинок, камней и, вообще, всякой всячины, вмонтированных в глубокое живописное пространство. Как?! Зачем?!
Среди всего этого богатства было несколько работ особенно мне запомнившихся. Одна из них посвящалась Константину Алексеевичу Коровину.
Вертикальная композиция, около полуметра, может, чуть больше. Фон – изысканных серых оттенков, даже не написанный, а как штукатурка, наложенный очень толстым слоем краски. В этот фон, в нижней его части, вставлено что-то керамическое, похожее на разбитый цветочный горшок. Отбитый осколок этого «горшка» был тут же, вмонтирован в красочный слой, но несколько в стороне, ближе к боковому краю. Из «горшка» вверх тянулся написанный тёмной краской росток, заканчивающийся кусочком ярко-красной смальты – огненный цветок на сером фоне. Необычность и звучность всему придавали металлические блёстки глубокого синего цвета, разбросанные вокруг «горшка», вокруг «осколка» и закрывающие нижнюю половину поверхности. Сочетание синего металлического блеска и красной смальты было безупречным не только по цвету, но и по форме.
Помню, как долго тогда я стоял у этой работы, отходил, снова возвращался, каждый раз всматриваясь и недоумевая.
Подойдя к Борису Сергеевичу, который в этот момент находился в зале, я попросил его рассказать, как это всё делалось: почему – Коровин и почему «осколок», почему – такого цвета смальта и почему – такой необыкновенный синий? Одно большое – ПОЧЕМУ?
И вот, что я услышал.

ЧИТАТЬ ДАЛЕЕ