Интервью собственного корреспондента литературно-публицистического критического журнала “КЛАУЗУРА” Аркадия ПАРАНСКОГО с художником Борисом Головенковым

А. – Аркадий Паранский
Б. – Борис Головенков

А. Ты можешь немного про себя рассказать: про школу, про футбол, про завод, про «кактусы»?… Да, да — про те самые «кактусы»… История же странная…
Б. Знаешь, чем были Подлипки раньше?
А. Бандитский район, по-моему.
Б. Урла, это — позже, когда более менее индустриальными стали. А до этого — дачное место. Я родился — в 46 -м году — здесь ещё оставалось с десяток больших дач бывших купцов, помещиков. И мои родители жили в одной из таких дач.
А. Дачи были экспроприированы?
Б. Наверное, всё же к государству отошло после революции… Вот, они жили в одной из таких дач. Недалеко от станции стоял дом, в котором было четыре входа на пять семей… У нас было три комнаты… В одной — двадцати метровой – мы: отец с матерью и я с сестрой, в другой — брат двоюродный с тёткой и матерью, а в третьей — татарская семья. Отец их ушёл на фронт и сразу погиб, оставались две дочки и сынок. Одна из старших всё хотела встретиться, но никак не получалось…
С другой стороны жил садовник — ухаживал за растениями на дачах и в городке. Его так и звали — Садовник. И Писаренко — местный начальник, складами заведовал. По его имени дача и звалась — дача Писаренко.
Чудесное время. Рай для меня был, конечно. Я убегал из дома прямо с утра и пропадал в садах. Отец, бывало, ищет, кричит: «Борис…», а ещё дальше куда-нибудь убегу… Заросли же кругом. А на соседской даче — фонтан. Я – за фонтан и – в кусты. Хорошо было…
А потом… Тут пушки выпускали. Про Грабина слышал? На тридцать четвёрке — танке — пушка его стояла. У нас делали…



Деревья. 2004. Картон. Темпера. 50Х40см.



А. А в школу когда пошёл?
Б. В школу я начал ходить с восьми лет.
А. Детского сада, наверное, никакого не было?
Б. Какой детский сад после войны? Я был дохлый, синий, прозрачный весь. Когда меня привели в школу, на меня посмотрели и сказали: «Пусть он погуляет ещё».
А. Несмотря на возраст?
Б. Ну да… Кормили, знаешь чем? 46-й, 47-й годы — самое голодное время. Отец шофёром работал. Где-то в Москве печенье доставал. Мать размачивала в кипятке — каша такая получалась, этим и кормила…
А. Страшное дело…
Б. Был пузатый… Тельце тоненькое, а живот торчит огромный. Как на кадрах из кинофильмов, где африканских голодающих детей показывают. Меня дразнили даже дистрофиком… Ну вот, а на следующий год взяли в школу . Учился хорошо до пятого класса, а потом начал хулиганить. С класса шестого футбол пошёл. Играл хорошо. Сначала в защите, потом в полузащите, потом в нападении.
А. Сколько лет футболу отдал?
Б. До семнадцати … лет шесть, наверное, играл… за мальчиков, за юношей… Голов много забивал. Иногда по три, по четыре… Потом начал, конечно, дурить, поддавать, бросил школу и, шестнадцать лет как исполнилось, пошёл учеником токаря на завод. Но не долго там работал. Я ведь ещё в русский хоккей играл. Летом — футбол, зимой — хоккей.
А. Когда же ты работать успевал?
Б. Меня отпускали. Я играл за сборную предприятия.
А. Так ты был «золотой» человек. Тебя должны были поить, кормить… деньги начислять…

ЧИТАТЬ ДАЛЕЕ