Комментарии к итогам конкурса «Инновация-2010»

[Петр]

Искусство и территория

Сергей Ситар · 14/04/2011

Комментарий архитектора к итогам конкурса «Инновация-2010»


Не так давно на конференции «Перспективы концептуализма» Виктор Тупицын назвал современное российское общество ирригационным — имелось в виду, что повышенная чувствительность экономики РФ к колебаниям мировых цен на углеводороды создает в стране обстановку, очень напоминающую атмосферу Древнего Египта, с его фатальной зависимостью от разливов и спадов Нила. Глобальное торжество рынка над планом, впрочем, вносит оттенок архаической непредсказуемости в жизнь всей нашей планеты, и на этом фоне уподобление России Древнему Египту или Вавилону можно даже расценить как замаскированный комплимент.

Проект группы Война «Х...й в плену у ФСБ», удостоенный премии «Инновация» как лучшее «произведение визуального искусства» минувшего года, несколько уточняет эту метафору: если нас и занесло ветром «бифокальной хронодинамики» в Древний Египет, то по крайней мере — эпохи Позднего Царства или периода эллинизма, когда, как сообщает Афиней Навкратийский, по Александрии носили 60-метровый фаллос, увенчанный золотой короной. Отдавая должное этому историческому резонансу, нельзя в то же время не обратить внимание на важное парадигматическое смещение: и увеличение объемов импорта нефти, в отличие от разлива Нила, и подъем Литейного моста, в отличие от наступления сезона жатвы, — все это уже события «второй природы», то есть примеры объективации внутренних ритмов техносферы. Кроме того, «новая российская ирригационность», так же как и «новая российская оргиастичность», глубоко опосредованы современными глобальными информационными системами — в первом случае международной системой сырьевых и фондовых бирж, во втором — электронными сетями распространения текстов и изображений.

Основное, что бросается в глаза, если рассматривать все номинированные в этом году на конкурс проекты, — это принципиальный интенционально-методологический разрыв между «(пост)концептуализмом» и «активизмом», или, условно говоря, теорией и социальной практикой. На одном из этих полюсов располагаются образцы искусства интеллектуально рафинированного, созерцательного, отягощенного рефлексией по поводу всей предшествующей художественной традиции, — искусства «лабораторного» и неразрывно связанного с особыми условиями экспонирования, с особым статусом современного искусства, то есть в итоге с международным музейно-институциональным контекстом. Немудрено, что такое искусство, пройдя через множество циклов самореферентности, поднимается на некий метафизический Афон, замирая там в блаженной аскетической немоте, как это происходит в «пустых» работах Анны Жёлудь, а также в постминимализме Ирины Кориной и «внутрицеховых» расследованиях Арсения Жиляева. С местной почвой эта линия связана, пожалуй, только через особую «экс-территорию», сформированную в свое время кругом московского концептуализма и стратегией эстетической автономии, которая играла ключевую роль в работе группы «КД».

С точки зрения такого искусства, содержательное наполнение работ, принадлежащих к другому полюсу — высказываний в жанре современного активизма, представленных, в первую очередь, перформансами Войны и новосибирскими «Монстрациями», — это какая-то оголтелая архаика или подростковый протестный лепет (та же характеристика, кстати сказать, была применима и применялась к легендарному российскому активизму 90-х). При этом, как ни парадоксально, «(пост)концептуалистская» линия также оказывается чрезвычайно удобной мишенью для упреков в культурном инфантилизме, правда, в несколько ином ракурсе: если в случае уличного активизма мы обнаруживаем откровенную «препубертатность» на уровне содержания, то концептуалистский «габитус» легко определим в терминах «детского аутизма», суеверного страха перед грубостью социально-политических и социально-экономических реалий «взрослого» повседневного мира, включая поп-культуру. Объективности ради можно добавить, что концептуалистская «детскость» почти без зазора смыкается с синдромом старческого «впадения в детство».

Оценка российского культурного контекста в целом как инфантильного — характерная черта взгляда на Россию «с Запада», глазами иностранцев или «матерых космополитов» вроде Владимира Паперного, Александра Раппапорта или того же Виктора Тупицына. Сущность же этого инфантилизма (или «впечатления инфантилизма») раскрывается, на мой взгляд, именно через анализ радикальной, исторически сложившейся проблематичности, которой в России отмечено отношение между культурой и территорией — территорией, понимаемой как среда повседневной жизни людей и сфера компетенции различных административно-хозяйственных органов. Здесь, наверное, стоит напомнить, что слово «пубертат» происходит от того же латинского pubes, что и «публика», «публичность» и «рес-публика».

Крайне симптоматичным с этой точки зрения выглядит не только само по себе отсутствие среди номинаций конкурса «Инновация» премии в области «Паблик-арт», но и фактическое отсутствие эквивалента этого термина в современном русском языке, за которым, очевидно, стоит историческое отсутствие соответствующего понятия в культуре. В наследство от советского мира нам досталась категория «монументального искусства», однако она, увы, нагружена таким количеством негативных идеологических коннотаций, что ее почти нет шансов реабилитировать в современном контексте. «Общественное искусство»? «Публичное искусство»? — все это, конечно, непривычно и как-то режет слух. Однако дальнейшее усвоение российским менталитетом понятия «паблик-арт» через буквальную терминологическую кальку с английского будет очередным и весьма красноречивым признанием в том, что наше «взросление» возможно только по сценарию, уже проигранному на Западе.

С другим, не менее показательным примером подобного рода «культурно-лингвистического детерминизма» мне довелось столкнуться недавно в тексте выступления новосибирского мэра на тему предстоящего Пятого открытого градостроительного форума «Город завтра», который должен пройти в Новосибирске 13—14 апреля. Это трансрегиональное и даже международное по масштабу мероприятие хотя и пользуется с некоторых пор поддержкой муниципалитета, исходно и по существу является результатом гражданско-экспертной инициативы «снизу». Поэтому его можно назвать одним из наиболее обнадеживающих очагов формирования в России той самой «зрелой» публичной сферы. Подтверждением может служить и девиз, выбранный организаторами для программы этого года — «Современный город и новый гражданский договор». Кроме того, есть чему порадоваться, когда в общении мэра с прессой озвучиваются вполне продвинутые демократические концепции вроде следующей: «Город — это форма организации жизни сообществ, которым необходимо договариваться о совместном “общежитии” на единой территории» (интервью опубликовано здесь).

Учитывая все это, новосибирскому форуму, как и конкурсу «Инновация», хочется от всего сердца пожелать долгой жизни и устойчивого процветания. Но тем прискорбнее выглядит тот факт, что среди официально объявленных докладчиков и участников форума нет не только ни одного современного художника, но и ни одного активного архитектора-практика, известного какими-либо серьезными художественными достижениями. И дело здесь совсем не в закрытости мероприятия: представители перечисленных категорий вполне могли бы оказаться там, если бы хоть кто-нибудь из них воспринимал город в целом как культурно-эстетический феномен, с которым можно и нужно целенаправленно работать. Отсутствует, я бы сказал, даже надежда на возможность возникновения такой возможности.

Как бы то ни было, пока новосибирский форум развивает лишь два основных концептуальных подхода. С одной стороны, профессионально-градостроительный подход, при котором господствует идущий из индустриальной эпохи взгляд на город как на механизм, организм или, в лучшем случае, игровое поле, способное как-то гармонизировать взаимодействие между безличными по характеру силами и процессами. С другой — подход экономический, в рамках которого город рассматривается как огромное коммерческое предприятие, призванное, главным образом, приносить доход и увеличивать свой валовой продукт.

И вот, наконец, вышеупомянутый пункт из интервью с мэром Новосибирска Сергеем Городецким, который, при всей кажущейся незначительности, прямо-таки поражает своей то ли наивностью, то ли циничной откровенностью: выясняется, что «построение грамотной коммуникации между различными группами населения», необходимое для приближения к искомому «новому гражданскому договору», на языке главы администрации обозначается термином «внутренний маркетинг». По сути, здесь утверждается нечто совершенно неслыханное, хотя идеологически абсолютно закономерное: за любым актом внутригородской коммункации, за любым публичным сообщением, направленным на достижение локального консенсуса, стоит (или должна стоять) попытка одного субъекта что-то продать другому субъекту. Если в марксистской парадигме макрокоррелятом исторического развития было «самопознание материи», то в новой системе координат единственным содержанием этого самопознания — в социальном масштабе — становится денежно-товарный обмен. Так, слово за слово, осуществляется диагностированное Мартином О’Коннором глобальное переосмысление «всей совокупности природы, включая человеческую природу, в качестве капитала»1.

Разумеется, корни этого печального события тянутся к нам из далекого прошлого, — вероятно, откуда-то из окрестностей момента, когда Адам Смит уверенно провозгласил: «Экономика есть зеркало человеческой натуры». Придем ли мы когда-нибудь к согласованному видению территории как субъекта культуры, для которого экономические процессы являются не более чем служебным инструментом?человеческой натуры». Придем ли мы когда-нибудь к согласованному видению территории как субъекта культуры, для которого экономические процессы являются не более чем служебным инструментом? Смогут ли художники или художественно ориентированные архитекторы как-то уравновесить мощную историческую тенденцию, ведущую к «тотальной меркантилизации» нашего жизненного пространства? Найдется ли у них мотивация и воля к тому, чтобы выработать комплексное понимание территорий и включиться в сложные процессы градоустройства, вместо того чтобы просто демонстрировать свое алиби (то есть, этимологически, свое «нахождение в другом месте»)? Напоследок хочется процитировать известную фразу Михаила Бахтина, которая, как представляется, очень точно резюмирует очерченное выше противостояние «радикальных акционистов» и «(пост)концептуалистов»: «Ведь можно пройти мимо смысла и можно безответственно провести смысл мимо бытия»2.
________________________

1 Цит. По: Фремптон К. Архитектура в эпоху глобализации. // Проект International 18. М., 2008. С. 140.
2 Бахтин М.М. К философии поступка. // Философия и социология науки и техники.
Ежегодник: 1984—1985. М., 1986. С. 115.​



Источник : http://www.openspace.ru/art/events/d...and=yes#expand

[Петр]

Екатерина Дёготь · 13/04/2011

Из политических соображений? Или из художественных? Или это одно и то же?


Александр Дейнека. Постановили единогласно. Рисунок для журнала «Безбожник у станка». 1925

Вопрос политический

Слова, вынесенные в заголовок, нужно понимать следующим образом: не «почему за Войну, а не за кого-нибудь другого», а «по какой именно причине — за Войну. Потому что, похоже, все сейчас за Войну. Вокруг Войны — по крайней мере вокруг пресловутого рисунка на мосту — сформировался небывалый консенсус общества, современного искусства и даже, я уверена, власти (смеялись они, я думаю, смеялись… прежде чем официально осудить).

Что, в самом деле, может утешить миллионы людей, у которых отняли все политические свободы? Многометровый фаллос, медленно встающий, будто страна огромная, может их утешить, вот что.

Даже внутри нашего жюри, к моему удивлению, никто не оказался категорически против Войны. Правда, у большинства в списке преференций Война стояла не на первом, а на втором или третьем месте, но никто резко не возражал, а часть, подумав, перешла на сторону непримиримого меньшинства (к которому относилась я). А «Монстрация-2010» Артема Лоскутова вообще понравилась почти всем.

Никто не сказал Войне «нет» — ни жюри, ни экспертный совет, ни ГЦСИ еще на стадии приема заявки (что бы там ни утверждал Михаил Миндлин, ему достаточно было шепнуть своему подчиненному Евгению Уманскому, одному из номинаторов, что это крайне нежелательно; что его, Миндлина, могут за это уволить и т.п., — все мы люди, все бы его поняли). ГЦСИ очень старался переложить на кого-то бремя запрета (см. всю предысторию здесь), но никто грех на душу не взял: судя по письму Оргкомитета, который не связан клятвой чести арт-мира и вполне мог бы встать на сторону власти, тот самоустранился. Не вмешался и Минкульт. Оставался последний момент, заседание жюри (из которого исчез Петер Вайбель: он, возможно, на всякий случай тоже решил самоустраниться — сам или по чьей-то подсказке, не знаю). Во время этого заседания Миндлин осторожно старался навести жюри на любые другие решения, нежели вручение приза Войне, — старался, но не изо всех сил.

Эта странная ситуация во многом отражает ту, которая охватила и нашу политическую сферу. С одной стороны, опасливое ожидание. Как быть? На кого ставить? На прогрессистов или на консерваторов? Вдруг победит Веселый Гном, а Мочить-в-Сортире будет отправлен в отставку? А вдруг завтра «Хуй на мосту» признают ну не шедевром, но актом гражданского сопротивления? Маловероятно, но вдруг? Хорошо бы присоединиться к большинству, но где оно соберется, как узнать? Лучше по возможности вообще молчать и ничего не делать. Главное — на всякий случай не сделать ничего, о чем потом пожалеешь.

В 1980-е так мучились в неведении — умрет или не умрет. Сейчас — уйдет или не уйдет. Все-таки есть известный прогресс.
Но это всё с одной стороны. С другой — нависает призрак дубины народной войны. Народной Войны.

Прошлым летом один мой друг, зоолог, стал случайным свидетелем того, как простые мужики в сибирской деревне точили и зазубривали большие камни. Из любопытства он спросил, что они делают (предполагая, может быть, мангал — для зажаривания предмета его диссертации). Мужики посмотрели мрачно, уклончиво сказали: «Есть такая партия — “Единая Россия”…» — и продолжили точить свои каменные топоры, время от времени сурово взвешивая их на ладони. Когда мой друг мне это рассказал, почти год уже назад, я не поверила. Рейтинги казались непоколебимыми. Но сегодня, после всего, что произошло и у нас, и на Ближнем Востоке, я совсем не удивлена. Я жду.

Атмосфера за последний год очень изменилась. Степень ненависти к «Единой России» и к власти вообще достигла в нашей стране высочайшей отметки, сравнимой, может быть, только с ненавистью к коммунистам в каком-нибудь 1988 году. Эта ненависть кипит, разъедает людей изнутри и (в отличие от 1988 года) не находит конституционного выхода. Проблема только в том, что, глухо ненавидя Путина и ФСБ, люди одновременно все более открыто ненавидят «черных», «леваков» (эти два типа ненависти широко представлены в комментах на нашем сайте), «америкосов», «москвичей», вообще «умников» и т.п. Ненависть, как и симптом, легко смещается.

Эта ненависть — и есть Война. Не больше, но и не меньше. Мощный симптом, игнорировать который невозможно.

В общем, ситуация сложилась такая, что не проголосовать за Войну было бы заявлением, на которое никто не решился. Тем более что Минкульт (косвенно) и ГЦСИ (прямо) сделали все, чтобы для части жюри, и для меня в том числе, это стало делом чести — выразить волю миллионов и не проигнорировать ни Войну, ни «Монстрацию». И я рада, что мы смогли.

Это не означает, что у меня нет претензий к Войне. Сумеет ли Война преодолеть роль симптома и двинуться в сторону осмысленности, политической и (или) художественной, которая неизбежно должна будет заставить их эволюционировать к другим формам выражения? Не знаю. Не уверена. Бывают такие моменты в истории, когда в одной работе, как в капле, собирается множество нереализованных чаяний, хотя эта капля может упасть и даже не увлажнить никакой почвы, а испустивший ее организм — потом всю жизнь тужится, ожидая второго такого случая.

Ситуация с вручением официальной премии антиправительственной группе, конечно, парадоксальна. Говорит она только о том, что в России у человека нет иной возможности легального политического действия (например, поддержки политзаключенных), нежели исхитриться дать награду за счет государства (хоть и не совсем от его имени). «Группа непримиримых» внутри жюри реализовала невостребованную избирательную волю народа через голосование по такому второстепенному вопросу, как художественный конкурс, — но по крайней мере наши выборы были честными. В известном смысле в ознаменование такого же бессилия что-либо изменить Война рисовала член.

Мы все не можем совершить реальное действие, но можем — символическое. И это, как мне кажется, доказывает, что Война находится гораздо более в чисто эстетическом поле, нежели в политическом.

Как утверждает Война, их задача — сделать так, чтобы люди в нашей стране не боялись ментов. Добиваются ли они этого? Нет, конечно. Униженные, запуганные, обесправленные граждане смотрят на фаллос Войны в интернете как на икону-заступницу. Они не стали меньше бояться и больше понимать; они приобрели эстетический образ, картинку (Война нам предъявлена всегда только в картинке, в отличие, скажем, от перформансов Кулика или Бренера, которым многие были свидетелями). Война — это искусство, а не что-либо другое, причем искусство, как ни странно, довольно консервативное, создающее некую компенсаторную нишу. Война существует не в политическом поле, но вместо политики.

«Монстрация», надо сказать, другое дело, и художественно, и политически. «Монстрация» не только реально добивается того, чтобы люди не боялись, но и учит, как это сделать и как научить этому других. Если Война — это элитарный жест одиночек, то «Монстрация-2010», говоря языком современных художественных практик, есть партиципаторное событие большого демократического потенциала. Жест художника, отчужденного от общества по своей природе (Артем Лоскутов не скрывает, что вдохновлялся акцией «Демонстрация» группы «Радек», в которой те шли по улицам с абсурдными лозунгами), берется на вооружение массами и превращается во флешмоб — тот самый флешмоб, который, по мнению Жижека, есть «эстетико-политический протест в чистом виде», соединение эстетического и политического.

Вопрос художественный

Опасения общественности состоят в том, что Войну и Лоскутова выбрали из чисто политических соображений. Те, кто против награждения Войны, — против именно поэтому: искусство не должно иметь отношения к политике, это принижает значение премии, это профанация. Михаил Миндлин даже успел записать это в предисловии к каталогу на всякий случай.

Надо сказать, точка зрения «Война — не искусство» находит совершенно неожиданных сторонников. Говорят (сама я пока не видела), что сюжет нового фильма группы «Что делать?» («Museum Songspiel: The Netherlands 20XX») состоит в следующем: группа нелегальных мигрантов случайно прячется от полиции в помещении европейского музея современного искусства, и директор музея, чтобы их спасти, объявляет их художниками, делающими перформанс. Надо думать, предметом сатиры является «прогрессивный» арт-мир, готовый признать художником кого угодно, лишь бы помочь преследуемым и умножить свои ряды (такое действительно происходит — см. украинский казус). Группа «Что делать?» вообще, мне кажется, в последнее время от стратегии «выхода за пределы искусства» переходит к стратегии «мечения территории» (сужу по отдельным высказываниям в блогосфере), отгораживая зону «профессионального критического искусства» от наскоков кустарей при помощи введения различных цензов — образовательных, политических, эстетических.

Мне вообще кажется, что мы сейчас присутствуем при стадии академизации международного «критического искусства», которая в проекции на СССР примерно соответствует 1932—1933 годам. До этого момента искусство культурной революции успело радикально снять буржуазный критерий профессионализма (в художественном процессе успешно принимали участие самоучки, в том числе гениальные — ученики Филонова, например), а после ее краха работы самоучек из музеев выкинули, а вчерашние радикалы и уничтожители искусства типа Дейнеки начали превращаться в институционализированных «больших мастеров советского искусства» (разумеется, критического — по отношению к капитализму). И у нас уже есть такие академики антикапитализма, типа Лайама Гиллика.

Это, вероятно, процесс естественный, но я не сторонник академизма и считаю депрофессионализацию искусства очень важным условием его развития, хотя и наиболее трудным для принятия Западом. Поле искусства должно быть эгалитарно и открыто для всех. Поэтому я была за Войну и «Монстрацию-2010». Но есть и еще ряд соображений, или, точнее, ответов на высказанные и невысказанные возражения, которые хотелось бы привести в достаточно схематическом виде, надеясь, возможно, продолжить дискуссию.

— Неужели Война лучше Монастырского?
— Премия не фиксация того, что лучше, а что хуже.

Премия (на самом деле «Инновация» — это конкурс, но все ее воспринимают как премию, о чем в другом месте) отражает преференции данного жюри здесь и сейчас. Иначе не может быть, и все претензии «Инновации» на что-либо другое противоречат самой ее сути — понятие «нового» и отличается тем, что оно меняется с каждой секундой. Произведение современного искусства по своей природе «относительно», как писал еще Бодлер; попытка преодолеть это и создать некий абсолют совершается в каждом художественном жесте, каждый из них есть претензия на это. Но таких попыток много, и все они остаются, в общем, неуспешными, иначе искусство прекратило бы свое существование.

Вообще заниматься современным искусством могут и должны только те люди, которые в принципе способны перенести эту, конечно, невыносимую и мучительную ситуацию отсутствия четкого критерия, одного победителя, жесткой иерархии и абсолютных рамок. Истина в этом мире есть постоянно колеблющаяся точка, к которой мы можем и должны приближаться, но никогда не можем утверждать, что мы ее достигли.

В этом смысле аргумент «что же, теперь всем давать, кто под судом?» и «что же, теперь все будут хуи рисовать?» я считаю логически абсурдным (типичное неправомерное обобщение). Это все равно что спросить: «Что же, теперь все будут видео на мониторах показывать?» — если бы премию дали Монастырскому за «Коридор КД».

Трудно смириться с единичностью чего бы то ни было; с отсутствием правила; с тем, что будущее радикально неизвестно и всегда есть выбор. Но это также означает — трудно смириться с неизбежностью политического. Понятно: политическое в нашей стране на памяти нынешних поколений всегда воспринималось как что-то страдательное, как отсутствие выбора, но не как сам выбор, как это должно быть.

— Но ведь это не искусство!
— Заявления «это не искусство» служат для того, чтобы маркировать новых реакционеров, и в этом смысле они полезны.

Современное искусство ведет свое происхождение от авангарда начала ХХ века, и разделяет базовые его заповеди. Например, «не сотвори себе жестких критериев искусства» и «всегда приветствуй выход за его пределы». После начала ХХ века искусство — это самотрансгрессивная область, которая существует только за счет постоянного нарушения своих границ. Этот механизм — единственное, что является в искусстве абсолютным. Появление такого нового, про которое другие профессионалы, даже искушенные, начинают говорить «это не искусство» (сейчас так говорят про документальное видео, например), немедленно маркирует новых консерваторов и новый авангард — на какое-то время.

Обязанность современного искусства — все время ставить статус своей деятельности под вопрос. Хардкорные авангардисты знают, что они никогда и ни при каких обстоятельствах не должны произнести фразу «это не искусство»: противника можно уничтожить и другими способами. И вы никогда не услышите эту фразу ни от Кабакова, ни от Гройса, ни тем более от Монастырского, который очень активно скрывается в сферу «неискусства» сам (сейчас — в YouTube). Это, вообще говоря, тест на авангардизм и консервативность. Получается, что концептуализм был нашим последним авангардом, потому что авангардисты недавних лет (Осмоловский, например, или вышеупомянутый Дмитрий Виленский из «Что делать?», до какой-то степени и Авдей Тер-Оганьян), бывает, встают на позиции «художественных жандармов».

На русской художественной сцене, надо сказать, очень долго удавалось избегать появления новых реакционеров, и арт-мир был до самого недавнего времени сплочен в силу противостояния Шилову, Глазунову и бывшему Союзу художников. ГЦСИ до сих пор, мне кажется, мыслит этими категориями. Но жизнь движется вперед, все, что переворотилось в 1990-е годы, укладывается. У нас появляются консервативные газеты; реакционные критики, проповедующие пластические качества; университетские кафедры, где таких критиков готовят; консервативные современные художники и, естественно, махровые институции. Сейчас все это себя ярко проявляет. Но все, что делает ситуацию видимой, а не камуфлирует ее, я считаю — к лучшему.

— Нельзя давать премию исходя из политических соображений.
— Искусство в современном понимании не просто неотделимо от политики — это одна и та же сфера.

Что я имею в виду, когда говорю, что искусство и политика суть одно и то же? Отнюдь не то, что все художники должны начать делать политические акции и идти штурмовать КГБ. Но, во-первых, то, что любое искусство, даже самое аполитичное, имеет политический смысл, и, во-вторых, то, что любое политическое событие (революция, демонстрация, акция) имеет эстетическое измерение и часто только ради этого и делается. И то и другое суть формы сопротивления субъективности порядку, формы личного действия, — во всяком случае, таково сегодня во всем мире понимание политического (когда возможности его сильно сужены) и художественного (когда его диапазон слишком уж расширен). Искусство, политика (индивидуальная политика, о которой мы сейчас говорим) и теория слились сегодня в один род деятельности, и не замечать этого невозможно.

Ни одна премия не может, как то прокламирует «Инновация», претендовать на «чисто художественный статус», потому что такого статуса не существует. Он может явиться только результатом искусственного ограничения, фактически — цензурного, и я очень опасаюсь, что после того, что произошло, за этим могут пристально следить.

Цензура не всегда предполагает исключение того или иного феномена вообще; но она предполагает исключение политического критерия из рассмотрения. Получается нечто странное, что я назвала бы «аполитичной политкорректностью»: с точки зрения Михаила Миндлина, насколько я его поняла, вполне можно было дать премию «Члену на мосту», но только «исходя из профессиональных критериев». Например, потому что его силуэт очень красив, или был мастерски нарисован, или колорит удался. А о политическом смысле говорить неприлично.

Боюсь, что нет шансов убрать эту фразу — о невозможности судить из политических критериев — из положения о премии. А ведь она хуже, чем что-либо другое, провинциализирует «Инновацию» и отделяет ее от всего остального мира.​


Источник http://www.openspace.ru/art/projects...and=yes#expand

[halloART.ru]

1) Название темы исправлено

2) Такие длинные тексты желательно скрывать.

[Posav]

По моему всё проще. Политический заговор и конфронтация. Так сказать, космопролиты-"либералы" против неугодного Путина и ЕР. Национальный лидер Западу не подходит и давление будет постоянно, как и с СССР, а пятая колонна рада стараться. Художественная ценность Х** нарисованного на мосту весьма спорна. Зато как политический демарш от "либералов" вполне и премию сами себе вручили.

[Черномашенцев Владимир]

Художественная ценность Х** нарисованного на мосту весьма спорна. Зато как политический демарш от "либералов" вполне и премию сами себе вручили.

Удивительно, но иногда наше мнение по поводу Актуального искусства сходятся.

[Петр]

2) Такие длинные тексты желательно скрывать.

А я специально так оставил - это в традициях современного исксства.

[ИЗО-ДАЙДЖЕСТ]

Анна Толстова, Газета "Коммерсантъ", №71 (4612), 22.04.2011

Министерство культуры управления
Культурная политика

"Министерство культуры России с момента выдвижения проекта арт-группы "Война" на премию "Инновация" выступало против этого проекта, оценивая его как провокационный, хулиганский, омерзительный с художественной и нравственной точки зрения... При этом необходимо отметить, что Министерство культуры не является цензурным органом, запрещающим профессиональному жюри высказывать свою точку зрения. Мы не хотели бы повторять печальный опыт отношения власти и современного искусства, которым был отмечен период правления Никиты Хрущева" — таким кратким заявлением ответил Минкульт на развязанную Общественной палатой пиар-кампанию и призывы отправить в отставку министра Александра Авдеева. То есть прямо на наших глазах свершилась небольшая культурная революция — не в области художественной культуры, а в области культуры государственного управления.

Главным арт-критиком 1960-х годов в СССР был, как известно, оравший на художников в "Манеже" генсек Хрущев, а главным критическим термином — выражение "абстракцисты и пидорасы". Дорогой Никита Сергеевич помянут в минкультовском заявлении недаром. Личный вкус министра культуры может быть сколь угодно консервативным, и это его личное дело до тех пор, пока он не влияет на культурную политику государства. В 2002 году британский министр культуры Ким Хоуэллс пришел в галерею Тейт на выставку финалистов премии Тернера, сильно расстроился и оставил на выходе бумажку с комментарием "концептуальное дерьмо", как делают сотни обычных посетителей. Посмеялись журналисты, Бэнкси написал на тейтовских ступенях "Осторожно, дерьмо!". Только и всего. В 2007 году российский министр культуры Александр Соколов назвал одну работу группы "Синие носы" "позором России" — выставка соц-арта, где была злополучная работа, отправилась в Париж в кастрированном виде. Вышел большой скандал, и мировая пресса в связи с той выставкой говорила, к сожалению, не о художниках, а о политической цензуре в путинской России.

В общем, человеку, пишущему в России о современном искусстве, редко когда выпадает шанс похвалить Министерство культуры. Грех был бы им не воспользоваться. Нет, лично я никогда не подпишусь под словами, что акция "Х.й в плену у ФСБ", за которую группа "Война" получила премию "Инновация", "омерзительна с художественной и нравственной точки зрения". И, напротив, целиком и полностью соглашусь с решением жюри, признавшего этот "провокационный и хулиганский проект" лучшим произведением визуального искусства за прошлый год. Но, в конце концов, любой имеет право на свое частное мнение, и министр культуры Александр Авдеев, когда он выступает от своего частного лица. Просто в России так сложилось, что частное мнение высокопоставленного чиновника всегда превращается — вопреки писаным законам и правилам — в обязательное для всех и каждого руководство к действию. И когда высокопоставленный чиновник ломает эту славную многовековую традицию и поступает так, как принято в цивилизованном мире, а именно доверяет профессионалам делать свое дело, это и есть настоящая инновация.

Да, Всероссийский конкурс в области визуального искусства "Инновация" учрежден Министерством культуры и Государственным центром современного искусства. Но отбором кандидатов на премию и выбором победителей занимаются никак не зависящие от министерства экспертный совет и жюри, состоящие из отечественных и зарубежных специалистов. Лучших, прямо скажем, специалистов. Открываем наугад список членов жюри, первое имя в нем — Мари-Лор Бернадак, руководитель департамента современного искусства Лувра. Там, среди экспертов и судей "Инновации", нет ни одного случайного человека — все они занимаются современным искусством многие годы и добились профессионального призвания и успехов. Ни министр, ни сотрудники его министерства в экспертный совет и жюри не входят, а значит, влиять на решение "Инновации" им по уставу конкурса не положено. И коль скоро специалисты почти единогласно решили, что группа "Война", несмотря на все свои анархистские выходки, достойна главной Государственной премии по современному искусству, то им виднее. О чем министр культуры так прямо и сказал: дескать, лично мне "Война" не нравится, но я вам тут не цензурный комитет и с решением профессионалов спорить не буду.

Правда, в России есть еще и другие славные многовековые традиции: не уважать мнение специалистов и единолично говорить от имени всех граждан и всего общества. Их нам и продемонстрировала Общественная палата, выступившая с осуждением Министерства культуры, каково якобы обязано было вмешаться в дела "Инновации", не пущать и запрещать. Выяснилось, однако, что про заявление, подписанное пресс-службой Общественной палаты РФ, ничего не знали как раз те ее члены, которые профессионально занимаются художественной культурой. Ни председатель комиссии ОП по развитию и сохранению отечественной культуры Василий Бычков, директор ЦДХ, ни руководитель рабочей группы ОП по разработке концепции культурной политики РФ Марат Гельман, создатель Пермского музея современного искусства, это заявление не подписывали. Видимо, Общественная палата для того и была создана, чтобы отражать раскол и дурные болезни нашего общества. В связи со всем вышеизложенным, предлагаю учредить всероссийский конкурс в области государственного управления "Инновация" и первой премией наградить министра культуры Авдеева. А Общественную палату наградить премией имени Уленшпигеля, которое в переводе с фламандского значит "ваше зеркало".

[Петр]

Минкульт России и День Победы: деньги за "Х*й" получит осквернительница Вечного огня

Молодёжная группа "Война" передаст часть премии "Инновация" Минкульта России в поддержку Анны Синьковой, в настоящее время ожидающую суда в СИЗО города Киева по статье "Осквернение могилы". Анна Синькова 16 декабря 2010 года провела акцию по осквернению памяти советских солдат Великой Отечественной войны, демонстративно пожарив яичницу в киевском "Парке славы" на Вечном огне.

Как ранее сообщало ИА REGNUM, премию "Инновация", учреждённую министерство культуры России, группа "Война" получила за акцию "Х*й в плену у ФСБ", проведённую в Санкт-Петербурге. Участники группы нарисовали 65-метровый мужской половой член на пролёте Литейного моста, в непосредственной близости от Управления ФСБ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области. 


Источник : ИА РЕГНУМ http://www.regnum.ru/news/polit/1399662.html

[Черномашенцев Владимир]

Молодёжная группа "Война" передаст часть премии "Инновация" Минкульта России в поддержку Анны Синьковой, в настоящее время ожидающую суда в СИЗО города Киева по статье "Осквернение могилы". Анна Синькова 16 декабря 2010 года провела акцию по осквернению памяти советских солдат Великой Отечественной войны, демонстративно пожарив яичницу в киевском "Парке славы" на Вечном огне.

Можно долго рассуждать на тему этики . Но в данном случае большинству людей, по крайней мере из России, всё становится понятно и без длинных комментариев. Мне эти герои не нравились с самого начала - искусства ноль (даже контемпорарного арта), зато наглости и эпатажа на миллион.

Можно только пожелать членам группы теперь аккуратно ходить по вечерним улицам. Быть может, содержание в СИЗО окажется для них более безопасным вариантом. Или их не судят за повреждение гос. имущества?

[Петр]

На активистку "Войны" завели дело о насильственной уринотерапии

В отношении активистки арт-группы "Война" Натальи Сокол (она же Козленок) возбуждено уголовное дело по статье "оскорбление представителя власти". По данным следствия, от действий подозреваемой пострадали милиционеры на несанкционированной акции 31 марта у Гостиного двора, сообщает РИА Новости со ссылкой представитель Следственного управления по Петербургу.

Как отмечается на сайте поддержки арт-группы, "материалы по факту обливания неверных ментов мочой 31-го марта выделены в отдельное делопроизводство". В качестве подозреваемых в деле помимо Сокол фигурирует неустановленная женщина.

Ранее уголовное дело по фактам событий 31 марта было заведено на мужа Сокол Олега Воротникова - также одного из лидеров "Войны". Его подозревают в хулиганстве, применении насилия к представителям власти и в их оскорблении. Согласно материалам дела Воротников срывал с милиционеров шапки, ударил одного из них рукой по голове и повредил зеркало заднего вида милицейского автомобиля.

Воротников вместе с соратником Леонидом Николаевым также является фигурантом дела о "Дворцовом перевороте", в ходе которого активисты "Войны" переворачивали милицейские машины в Петербурге. Они были задержаны, но затем отпущены под залог. После возбуждения нового дела в отношении Воротникова следователи направили в суд ходатайство об его аресте. Заседание по этому вопросу состоится 18 июля, сообщает "БалтИнфо".

Участники "Войны" неоднократно привлекались к административной ответственности за свои радикальные акции. Одна из них - "Х*й в плену у ФСБ" - была удостоена премии в области современного искусства "Инновация", учрежденной ГЦСИ и Минкультуры РФ.


Источник : Лента.ру